Поэтому из всего обширного списка экранизаций, основную часть которых составляет чистая порнография, рекомендуем ровно одну — фильм «Перья» (он же «Перо маркиза де Сада»): старый дворянин (Джеффри Раш) доживает последние дни в психиатрической лечебнице и поднимает бунт против дирекции в лице священника (Хоакин Феникс) и доктора (Майкл Кейн).
Подвалы и тюрьмы маркиза де Сада
Предки де Сада носили графский титул. Дед Донасьена первым в роду стал именоваться «маркиз де Сад». Род де Садов относился к «дворянству шпаги», что позволяло передавать титул отца сыну по наследству. Несмотря на это, передача титула маркиза к отцу де Сада и ему самому не была зафиксирована, и отец писателя по-прежнему титуловался «граф де Сад». Споры о том, был ли Донасьен именно маркизом, не утихают до сих пор. В некоторых прижизненных документах он называется маркизом де Садом (в том числе в приговоре парламента 1772 г., ряде писем), в других — графом (включая акт о кончине).
В 1745 году пятилетнего де Сада отправили жить к его дяде, аббату де Сад (аббат д’Эбрей), который должен был заниматься его воспитанием. Донасьен поселился в старинном замке, огражденном массивными каменными стенами. В нём находился большой подвал, в котором Донасьен любил оставаться на долгое время один. Впоследствии замки с подвалами стали излюбленным местом действия в его романах.
В 1754 году, четырнадцати лет, де Сад был записан в кавалерию. Он участвовал в Семилетней войне и дослужился до звания капитана. Вернувшись в Париж, он женился на дочери президента парламента Монрейля. Госпожа де Сад была красива и кротка, но привлекла внимание мужа ненадолго: уже через год маркиз едва не попал в Венсенскую тюрьму за дебош, учиненный в публичном доме, после чего уединился в своем замке Конта с актрисой, которую выдавал за свою жену.
В 1767 году умер его отец, и де Сад унаследовал чин генерал-лейтенанта Бресса, Бюже и Валроме. В следующем году он уже обнаружил свои патологические наклонности, обратив на себя внимание громким скандалом, вызвавшим судебное разбирательство.
То, что случилось 3 апреля 1768 года в его доме, было образчиком тех сцен, которые он впоследствии описывал в своих книгах. Через своего слугу маркиз пригласил в дом двух проституток, а сам заманил туда же случайно встреченную им женщину, некую Розу Келлер, вдову торговца паштетами. Угрожая пистолетом, он заставил ее раздеться донага, связал ей руки и избил хлыстом до крови. Придя в надлежащее настроение, он оставил ее и пошел к проституткам, с которыми и провел вечер. Под утро женщине удалось снять с себя веревки и убежать через окно. На ее крики собралась толпа и вошла в дом; маркиза и двух вакханок нашли пьяными до бесчувствия.
Де Сад был арестован, но судебное расследование прекратилось после того, как маркиз уплатил своей жертве штраф в сто луидоров и тем «искупил свою вину».
Этот случай не оказал существенного воздействия на дальнейшее поведение маркиза, как о том свидетельствует решение королевского прокурора Марселя от 3 сентября 1772 г.: «Маркиз де Сад и его слуга Латур, вызванные в суд по обвинению в отравлении и содомии, на суд не явились и обвиняются заочно. Их приговаривают к публичному покаянию на паперти кафедрального собора, затем их должны препроводить на площадь Святого Людовика с тем, чтобы отрубить де Саду голову на эшафоте, а помянутого Латура повесить на виселице. Тела де Сада и Латура должны быть сожжены, а прах — развеян по ветру»*. Но арестованные де Сад и Латур сумели сбежать из тюрьмы. Вместо них на центральной площади Экса были сожжены их чучела.
*На этот раз маркиз принуждал несколько девиц к порке, анальному сексу и накормил своих жертв возбуждающими конфетами, от которых тем стало плохо.
Вскоре де Сад вступил в связь с сестрой своей жены, оказавшейся, видимо, более родственной ему натурой, и совершил с ней долгое путешествие по Италии (подробности этой поездки можно прочитать в его романах). На обратном пути, в июне 1777 года, в Марселе, де Сад дал новый повод для вмешательства властей. На устроенной им оргии он угостил приглашенных проституток лепешками с запеченными в них шпанскими мушками*. Видимо, де Сад хотел всего лишь вызвать у них сексуальное возбуждение, но, отведав это угощение, две девушки умерли. На этот раз парламент в Эксе вынес маркизу и его лакею, бежавшим в Женеву, заочный смертный приговор.
* Жучки семейства нарывников, которые в высушенном виде применялись для изготовления различных препаратов — пластыря, порошков, настоек и мазей. Считалось, что «шпанская мушка» повышает сексуальное влечение, хотя даже в малых дозах препараты из неё оказывают отрицательное воздействие на почки, печень, желудочно-кишечный тракт и на центральную нервную систему.
Через шесть лет этот приговор был заменен изгнанием на три года и штрафом в 50 ливров. В это время маркиз уже был арестован, но в августе 1778 года жена де Сада помогла ему бежать из Венсена, где он временно содержался.
Вскоре в Париже произошел еще более громкий скандал. Подробности его передают различным образом. Кажется, в дело снова были пущены шпанские мушки, но на этот раз жертвами оказались знатные особы, мужчины и женщины, приглашенные к маркизу на бал. Де Сад и его лакей снова бежали при первых признаках отравления; несколько дам скончались, остальные гости получили сильнейшее отравление. В тот же день — неизвестно, до или после рокового ужина, — на одной из улиц Парижа нашли женщину, у которой были вскрыты вены, а тело изрезано ланцетом. Очнувшись, она рассказала, что маркиз де Сад заманил ее к себе в дом и после кровопускания изнасиловал.
Де Сада арестовали «за бесчеловечные опыты, производимые им в Провансе и других местах над живыми людьми», и вновь отправили в Венсен, откуда 29 февраля 1789 года перевезли в Бастилию. Несмотря на страшные обвинения, в Бастилии с ним обращались не так строго, как с другими заключенными. Ему позволили оклеить обоями его комнату и хорошо кормили (конечно, за такую милость он приплачивал из своего кармана, но другим заключенным не позволялось и этого); он беспрепятственно гулял на башнях крепости.
Камера маркиза де Сада в Венсенской тюрьме с надписью, сделанной узниками
Находясь в Бастилии, 22 октября 1785 года Донасьен начал работу над своим первым романом «120 дней Содома». Через 37 дней де Сад закончил работу над манускриптом, который был написан на рулоне бумаги длиной около двадцати метров.
В первых числах июля 1789 года, за несколько дней до взятия Бастилии, комендант де Лоне, ввиду усиливающихся беспорядков в городе, велел зарядить пушки на платформах башен и запретил де Саду прогулки. Маркиз пришел в негодование и предупредил коменданта, что если через час его не выведут гулять, то он взбунтует весь Париж.
Комендант пропустил угрозу мимо ушей, и тогда де Сад исполнил свое обещание. Взяв жестяную трубу с широкой воронкой, которая послужила ему рупором, он высунул ее в окно комнаты и стал звать на помощь, ругая де Лоне и крича, что комендант хочет его убить. Его крики были услышаны в Сен-Антуанском предместье; перед крепостью собралась взволнованная толпа. Некоторые ораторы уже призывали к штурму тюрьмы, но тут маркиз замолчал, и толпа мало-помалу разошлась, толкуя, что в Бастилии мучают несчастных узников.
Де Сад замолчал потому, что встревоженный комендант прибежал к нему и обещал завтра же разрешить прогулку. Однако ночью маркиза отправили в Шарантон — дом для умалишенных. Не случись этого, и он через несколько дней был бы освобожден восставшими как жертва королевского произвола (правда, 17 марта 1790 года он все-таки вышел на свободу по декрету Учредительного собрания, который освободил всех заключенных в стране, арестованных по тайным приказам).
Маркиз де Сад был последний заключенный Бастилии, покинувший её по распоряжению начальства.
2 апреля 1790 года, после девяти месяцев заключения, де Сад покинул и Шарантон; по решению Национальной Ассамблеи с него были сняты все обвинения. На следующий день мадам де Сад добилась в суде развода со своим мужем и обязала его выплатить ей компенсацию. 1 июля маркиз де Сад, под именем гражданин Луи Сад примкнул к одной из революционных группировок.
В ходе якобинского террора маркиз де Сад был вновь арестован как аристократ (8декабря 1793 г.). Ему был вынесен смертный приговор, но де Саду, как всегда в таких случаях, удалось бежать. В последние годы, одинокий и больной, он работал в версальском театре за нищенскую плату — сорок су в день.
5 апреля 1801 г. его поместили в приют Сент-Пелажи, а потом перевели в Шарантон. Там он вёл себя вполне мирно, писал комедии и ставил их на сцене для обитателей приюта.
Рукопись романа “Жюстина”
Де Сад умер в Шарантоне 2 декабря 1814 г. от приступа астмы. Его завещание свидетельствовало о чём-то похожем на покаяние: он просил похоронить себя в лесу и насыпать на могилу желудей, чтобы дорога к его могиле была забыта, а само имя его стёрлось из памяти людей. Впрочем, вероятнее, что маркиза перед смертью охватила глубочайшая мизантропия.
Предсмертная воля покойного была нарушена: местный священник, по-видимому, не знавший, с кем имеет дело, предал тело маркиза земле по христианскому обычаю на кладбище в Сен-Морис.
Что касается имени маркиза де Сада, то забыть его уже не дадут литературоведы и философы, включившие литературное наследие маркиза в список обязательного чтения для современного интеллектуала. Хотя это совсем не тот автор, о книгах которого можно сказать: «Приятного чтения!»
Де Сад против Иисуса Христа
Лучшую рецензию на труды маркиза написал не литературный критик, а префект полиции. Она довольно лаконична, и точнее просто не скажешь:
«Невозможно читать подряд все эти десять томов, наполненных жестокостями, богохульствами и нечестивыми речами. В них царят непристойность и самый утонченный разврат, любая выходка персонажей находит себе обоснование, но, к счастью, мало кто из людей способен на подобные поступки».
Структура практически любой книги де Сада, от «Жюстины» и «Жюльетты» до «120 дней Содома» и «Философии в будуаре», проста. Максимально жестокий гэнг-бэнг с лицами обоих полов в самых невероятных конфигурациях, коллективный оргазм, а затем длительный философский диспут выживших.
Какой бы темы ни касались развратники, главный тезис неизменен: религия, политика, благотворительность и прочие достижения цивилизации суть лишь ширма для закабаления одного индивида другим.
Все зиждется на власти сильного над слабым, однако роли постоянно меняются — вчера ты могущественный монарх, а завтра твоя голова уже лежит на плахе, поскольку какой-нибудь народный мститель воспылал праведным гневом и взял верх над тобой.
Читатель, хотя бы мало-мальски разбирающийся в философии, приметит, что маркиз писал не порнуху средней руки, но многостраничное разоблачение эпохи Просвещения и идей ее главных мыслителей. Во многом садизм стал ответочкой Жан-Жаку Руссо, который всерьез полагал, что человек от природы прекрасен, а портит его исключительно дурное воспитание. Дескать, на свет мы появляемся с полным пакетом добродетелей, но, оказавшись в обществе, стремительно начинаем их терять и становимся заложниками системы, где процветают неравенство, нищета и угнетение.
Де Сад возражает: изначально люди как раз неравны и оттого по натуре своей жестоки. Более того, учиться нравственности у природы, где сильный пожирает слабого, а выживает самый изворотливый, та еще глупость.
Да и вообще, мораль выдумал человек, она относительна и меняется в зависимости от страны, погодных условий и количества выпитого. Это также касается веры, политики и других «достижений цивилизации».
Больше всего маркиз оттягивается на религии, а конкретно на «золотом правиле нравственности» (относись к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе) в его христианском изводе (люби ближнего, как самого себя). Садисты взламывают этот постулат изнутри: они пытают «ближних» по праву сильного, но также признают, что с ними в будущем может произойти ровно то же.
Садизм породила природа. А от природы не сбежать.
Драцена душистая — Сад “Де Сад” — Екатерина Сколотнева
- ЖАНРЫ 360
- АВТОРЫ 281 756
- КНИГИ 668 300
- СЕРИИ 25 734
- ПОЛЬЗОВАТЕЛИ 620 275
Мы перешли в соседнее помещение, служившее столовой, где к нам присоединились мои спутники и где Минский, прежде чем похвастать своими владениями, угостил нас необыкновенным во всех отношениях обедом. Стайка полуобнаженных мальчиков внесла блюда с экзотическими фруктами, пирожными, кувшины с молоком и подогретыми напитками, и, выставив яства на стол, они начали проказничать и принимать позы, одна обольстительней другой. Мы трое отобедали легкими блюдами, а хозяин предпочел более солидную пищу: восемь или десять колбас, начиненных кровью девственниц, и два пирога с мужскими яичками – этого, по его словам, было достаточно, чтобы заморить червячка; кроме того, его огромный желудок вместил в себя восемнадцать бутылок греческого вина. Вслед за тем он, без всяких причин, придрался к своим пажам, высек шестерых, порвав им кожу в клочья, и кулаками избил до бесчувствия еще шестерых. Когда один мальчик осмелился сопротивляться, злодей поломал ему руки, словно то были спички, проделав это со спокойной сосредоточенностью, двоих других исколол кинжалом, и мы приступили к обходу замка.
В первой, очень большой комнате, куда мы вошли, обитали несколько десятков женщин в возрасте от двадцати до тридцати лет. Едва мы переступили порог, двое палачей – очевидно, таков был здесь заведен порядок – схватили одну из них, сорвали с нее одежду и повесили несчастную прямо на наших глазах. Минский подошел к телу, которое еще дергалось в предсмертных конвульсиях, и начал щупать и пробовать на зуб ягодицы; тем временем остальные женщины быстро выстроились в шесть рядов. Мы обошли замерший строй и внимательно осмотрели каждую. Они были одеты таким образом, чтобы ни одна из прелестей не оказалась спрятанной от взора: наброшенная на тело прозрачная накидка оставляла открытыми груди и ягодицы, однако влагалища были прикрыты, так как Минский предпочитал не видеть алтарь, на котором редко совершал службу.
В соседней комнате, меньшей, чем первая, стояли двадцать пять кроватей; это была лечебница для женщин, заболевших или покалеченных неистовым монстром.
– Тех, кто болен серьезно, – сказал мне Минский, открывая окно, – я перевожу в более серьезное место.
Вообразите наше изумление, когда, выглянув во двор, мы увидели внизу медведей, львов, леопардов и тигров с голодными глазами и оскаленной пастью.
Я невольно поежилась и заметила:
– Вот уж действительно, такие лекари быстренько избавят от любой болезни.
– Разумеется. Здесь больные в мгновение ока излечиваются от всех недугов. Это – быстрый и эффективный метод, к тому же и воздух не заражается при этом. Изнуренная болезнью женщина не годится для утех, так что лучше всего избавиться от нее сразу. Кроме того, я экономлю таким образом деньги. Согласитесь, Жюльетта, что нет никакого смысла кормить дефективных самок.
В остальных сералях было то же самое: непременно повешение одной жертвы и обход выстроившихся, трясущихся от страха рабынь. В помещении для больных Минский отобрал шестерых несчастных и собственноручно вышвырнул их через открытое окно во двор, где голодные звери сожрали их без остатка за несколько минут.
– Это одно из моих любимых развлечений, – сказал Минский, не сводя глаз с ужасной трапезы. – Возбуждающее зрелище, не правда ли?
– Невероятно возбуждающее, сударь, – ответила я, подходя к нему вплотную, и, взявши его руку, положила ее на свою промежность.
– Пощупайте сами и попробуйте отрицать, что я не разделяю вашего удовольствия.
И в то же мгновение я испытала оргазм. Желая усладить мой взор процессом излечения второй партии страждущих, Минский подозвал к себе несколько девушек, весь недуг которых заключался в простых царапинах и ожогах. Они, дрожа всем телом, приблизились к раскрытому окну. Чтобы продлить развлечение, мы заставили их смотреть сверху на рычащих зверей, чьим кормом им вскоре предстояло стать; Минский ногтями рвал их ягодицы, а я щипала им груди и выкручивала соски. Потом они отправились следом за первыми несчастными. В продолжение этой бойни, сопровождавшейся рыком зверей и воплями обреченных, мы с хозяином ласкали друг друга руками, и острые приступы наслаждения заставляли меня стонать и всхлипывать от радости.
Таким образом мы обошли все помещения и везде совершали чудовищные злодеяния, а во время одной из особенно похотливых сцен в жестоких мучениях погиб Зефир.
– А теперь, друг мой, – сказала я, досыта утолив свои страсти, – вряд ли вы станете отрицать, что поступки, которые вы себе позволили и которые я также совершила по своей слабости и по вашему примеру, в высшей степени чудовищны и дики.
– Присядьте, – пристально посмотрел на меня монстр, – и выслушайте, что я вам скажу.
Прежде чем решить, достойно ли осуждения мое поведение, в котором вы усматриваете несправедливость, мне кажется, надо четко определить, что мы подразумеваем под справедливым или несправедливым деянием. Если вы немного поразмыслите над понятиями, которые скрываются за этими эпитетами, вам придется признать, что они весьма относительны и им недостает реального смысла. Подобно понятиям добродетели и порока они зависят от географического положения. То, что порочно в Париже, оказывается, как вам известно, добродетельным в Пекине, точно так же дело обстоит и в нашем случае: то, что справедливо в Исфагане, считается несправедливым в Копенгагене. Разве существует что-нибудь постоянное в нашем изменчивом мире? Быть может, только законоуложение конкретной страны и конкретные интересы каждого человека составляют основу справедливости. Но эти национальные обычаи и местные законы зависят от интересов находящегося у власти правительства, а те, в свою очередь, зависят от физиологических особенностей людей, власть предержащих; таким образом – ив том нет никакого сомнения – единственным критерием справедливости и несправедливости служит эгоистический интерес, и закон одной страны считает справедливым наказать человека за поступок, который заслужит ему почести в другом месте, иными словами, только собственный интерес человека полагает справедливым какой-нибудь поступок, который другим человеком, пострадавшим от него, считается очень несправедливым. Если не возражаете, приведу несколько примеров.
В Париже закон карает воров, а в Спарте они пользовались уважением; грабеж узаконен в Греции и совершенно недопустим во Франции, следовательно, справедливость – такая же иллюзия, как и добродетель. Скажем, человек сломал хребет своему врагу и утверждает, что сделал справедливое дело, но спросите, как к этому относится жертва, и вы увидите, чтс Фемида – это очень непостоянная и легко внушаемая богиня, и чаша ее весов постоянно склоняется в пользу тех, кто больше нагружает ее золотом и кому даже не требуется закрывать повязкой ее ослепленные золотом глаза.
– Однако же, – возразила я, – мне часто приходилось слышать, что существует высшая, естественная справедливость, к которой всегда и всюду склоняется человек или, по крайней мере, если и нарушает ее, то горько сожалеет об этом после.
– Совершеннейшая чепуха, – перебил меня хозяин. – Эта так называемая естественная справедливость – всего навсего результат слабости человека, его невежества или его безумия, а чаще всего – его злого умысла. Если он слаб, он непременно примкнет к лагерю сторонников естественной справедливости и всегда найдет несправедливым поступок, совершенный сильной личностью, который направлен против него, но стоит ему набраться сил, и его взгляды на справедливость изменятся коренным образом и в мгновение ока: с этого момента он будет почитать справедливым только то, что ему выгодно, что служит его желаниям; посмотрите на него внимательно, и вы увидите, что хваленая естественная справедливость основана на эгоизме, поэтому возьмите в советчицы Природу, когда вы придумываете законы, ибо только так можно избежать ошибки. Скажите, разве есть предел несправедливости, которую сама Природа творит ежеминутно? Есть ли что-нибудь более несправедливое, чем, например, град – каприз нашей праматери, – который разоряет бедного крестьянина и в то же время не трогает ни одной грозди в винограднике его богатого соседа? Возьмите войну, опустошающую целые страны по прихоти какого-нибудь тирана, или ту непостижимую случайность, позволяющую злодею купаться в богатстве, между тем как честный человек всю свою жизнь пребывает в нищете и в горе. Возьмите болезни, которые выкашивают население целых провинций, или постоянную закономерность, когда порок непременно торжествует, но не проходит и дня без того, чтобы не была унижена добродетель. Так вот я вас спрашиваю, справедлива ли поддержка, которую Природа постоянно оказывает могущественному человеку в ущерб человеку беспомощному?
Тюрьма и монастырь
Что ж, у самого Донасьена времени действительно не было: в тюрьме он занялся литературой, которая и принесет ему славу главного развратника и одного из лучших умов восемнадцатого столетия. Его книги, где сцены извращенного секса перемежаются циничной философией, получат определенную известность еще при его жизни, но они же приведут его в больницу для умалишенных.
Но пока де Сад еще отбывал наказание, Рене-Пелажи так и не прекратила писать мужу письма и в меру сил скрашивать его пребывание в бессрочном заключении. Она ушла в монастырь, но и оттуда подбадривала мужа. Он, по всей видимости, находил такую покорность совершенно естественной, так как, освободившись после 13 лет тюрьмы, первым делом отправился в монастырь к Рене-Пелажи.
Она отказалась выйти к супругу и передала ему бумаги для развода. Больше Донасьен и Рене-Пеллажи никогда не виделись.
Прижизненное издание романа «Жюстина, или несчастья добродетели», 1791 г. Источник: Википедия
Участники
Високосный 2012 год выстреливал в разных направлениях, при этом шальные пули каким-то невероятным образом попадали в цель и, вот, мы горячо обсуждаем панк-молебен Pussy-Riot, ураган Сэнди в США и Канаде, судебный иск против Мадонны в Санкт-Петербурге, скандальный фильм о мусульманах и угрозу закрыть YouTube, новый альбом «Aerosmith» со странным названием «Music from Another Dimension», Харуки Мураками, которому опять. не дали Нобелевскую премию, долгожданный концерт Placebo в Москве, сногсшибательную готическую фотосессию Кейт Мосс и Саския де Брау для Vogue Paris и…
Впрочем, в размеренной театральной жизни в этом году тоже происходили перемены, замены, нововведения, даже реформы. Театр Романа Виктюка долгожданные перемены не обходят. Во что это выльется, скорее всего, увидим уже в 2013, а пока…
«Маскарад Маркиза Де Сада»
Как вам живется, Магистр? И почему снова этот господин-вызов обществу? Ведь была уже изысканная «Философия в Будуаре», когда-то давным-давно в прошлой жизни.
Авторы, которые отдают свои пьесы в руки великого мистификатора, должны себе отдавать отчет в том что «после» эти пьесы уже не будут носить их имена, только формально. И вот сейчас, т.е. «после» новая пьеса Романа Виктюка «Маскарад Маркиза де Сада» дефилирует по сцене на фоне карикатурных картин. Эти вывернутые наизнанку физиономии уродуют себя сознательно, почти также как общество, которое глотает как голодная дворняжка любую приманку в виде желтой сплетни, пошлой шутки, грязной клеветы, ловко спланированной интриги и беззубого скандала. Из всего этого разноцветного хлама можно сделать легенду, которая постепенно обрастает новыми подробностями и мифами.
Чужая распущенность привлекает всегда и именно тем, что многим добродетельным особам обоего пола хочется попробовать. Когда-то также хотелось «попробовать» ТО, что делал господин Де Сад.
Но «У» выдуманного «Божества» есть не только последователи, находятся еще и преследователи и вот еще чуть-чуть, и божество может превратиться в «у-божество», которое начинают распинать за любой опрометчивый поступок, а бывшие восхищенные поклонники первыми могут бросить камень, ведь они никогда не прощают разочарований. Но мы говорим не о Дон Жуане, там была проблема в человеке, тут же проблемы создаются самим человеком.
В «Маскараде…» в любителя шпанской мушки бросают камни самые близкие люди. Любимая женщина, глуповатые слуги, революционно настроенные нимфоманки, которые не прочь раздвинуть… свое …недостаточно раздвинутое мировоззрение. Даже книги, которые выпускаются под его именем, оказываются дешевой подделкой. Почти как наши журналисты, которые даже не удосуживаются почитать информацию о человеке, про которого пытаются что-то написать, а самым тривиальным способом компилируют информацию из разных источников, создавая новый маразматический шедевр.
Извращения Донасье́на Альфо́нса Франсу́а де Са́да были возведены в культ еще при его жизни. Он находился в тюрьме, а на свободе нелегально издавались его книги. Многие пытались имитировать его вкус и стиль. А вкус, стиль и фантазию господин Де Сад проповедовал в самых интимных уголках нашей физиологии и, кстати, психологии. Действительно, физически иногда можно имитировать чужие фантазии, но как подретушировать скудную психологию, или элементарное невежество в интимных отношениях? Ну не накачать же ее силиконом чувственности? А сейчас мы пожинаем уродливые плоды искусно продуманной когда-то распущенности, только без вкуса и цвета, не говоря уже о стиле. А распущенность вкупе с невежеством может породить только уродов. Вот физиономии этих уродливых существ и смотрят на нас со сцены.
Правда одно существенное НО, не надо забывать, что создает спектакль человек с превосходным и проницательным вкусом, который пытается показать не только изнанку спорной идеи. Среди балагана и шутовства, мы почти попадаем в музей д’Орсе, когда нашему взору предстает Платон с обнаженными апостолами. Красивая аналогия не сгнила, эстетика прошлого вызывает восхищение, и на время мы забываем о том, к чему нас ежедневно приучают.
В новом спектакле незаметным шлейфом проносятся человеческие проблемы, сомнения, разочарования и комплексы. Из совершенно потрясающего образа революционерки Жюстины (Е.Карпушина) эти комплексы предстают в полнейшем гипертрофированном бурлеске, вызывающем гомерический хохот. Каждая фраза из уст этой новоявленной Орлеанской Девы достойна стать цитатой для сильных женщин. Инспектор Маре (А.Дзюба), со своим обезоруживающим и провокационным обаянием, один из немногих имеет сильную нишу для своих убеждений. Он так входит во вкус Маркиза де Сада, что впоследствии просто теряешься в догадках, а где же настоящий Маркиз? Да и можно ли поверить в то, что Маркиз де Сад, тот самый Де Сад будет уязвим, унижен, оскорблен изменой любимой женщины, так рьяно воплощающей его фантазии в обществе другого мужчины. Маркиз де Сад и его возлюбленная Лакоста (Л.Погорелова), вынужденная носить мужское платье и прятать свое тело от чужих глаз – это маленькая, но все-таки, семья. Ничто человеческое не чуждо «великому и ужасному Де Саду» и ему можно сделать больно, если очень постараться.
Этому человеку грозились отрубить голову, а прах развеять по ветру, а он боится звука собственных мыслей и отголоска своего таланта. Де Сад (Д.Бозин) предстает в пьесе неким серым кардиналом, усталым, издерганным, испуганным и местами жалким. Не жизнь его потрепала, а люди и мысли, не дающие покоя, а чуть позже, после тюремных скитаний, лечебница для умалишенных Шарантон. Поражаешься, как такой красивый и статный человек, играющий Саломею, Воланда, Дон Жуана и Нуреева сначала трансформируется в маленького и жалкого человечка, а в конце раскрывается в красивый и благородный цветок, исполняющий танец-прощание. От этого зрелища захватывает дух и разыгрывается воображение.
Гремящие ведра, разноцветные клоунские парики, маскарад кривляк и забияк, спектакль внутри спектакля, моментально переходящий из фарса в трагедию. Узнаваемые и такие необходимые штрихи сценографического декора выглядят беспристрастно и холодно, даже, несмотря на то, что акценты делаются на агрессивные и яркие цвета. Промелькнули в спектакли и знаменитые настроения «Служанок», правда, в «Маскараде…» эти отголоски приводят к мысли о тщетности попыток выбраться из силков, который человек незаметно расставил для себя. Не всем удается перешагнуть через грязные лужи и остаться незапятнанным и чистым, все равно споткнешься о чье-то знакомое тело, или подножку подставят бывшие подельники.
Брызги краски по всей сцене дополняются визгливыми нотками «The Tiger Lillies» и изысканным голосом контр-тенора Эрика Курмангалиева. Каждый музыкальный штрих и вздох выверен до максимального предела. Такое впечатление, что Роман Виктюк решил не злоупотреблять музыкой, чтобы подслушать чужие мысли. И финальное повествование о дальнейшей судьбе Де Сада зачитывается уже при полной тишине. При этом почему-то першит в горле и хочется закрыть глаза. Странная и давно заброшенная на полку прошлого чувствительность, все-таки, дает о себе знать.
И трудно согласится с одной из ключевых фраз, которую с горечью произносит Де Сад:
«…спектакль не получился, пьеса-то хорошая. актеры играли, как всегда, плохо. “
Актеры играли, как всегда, хорошо. Спектакль получился. Режиссер-то хороший…
А все эти скитания-сомнения насчет того, что кто-то о чем-то может догадаться, пустое, скажу я вам по большому секрету.
Все продолжается.
Мы перешагнем и через это.
Перешагнем и пойдем дальше.
Кем был де Сад в действительности?
“Вся человеческая нравственность заключена в следующих словах: “Делай других счастливыми в той степени, в какой ты желаешь сам быть счастливым. Никогда не делай другим такого зла, какого не желаешь себе”.
Эти слова принадлежат человеку, именем которого названо половое извращение, при котором для достижения сексуального удовлетворения необходимо причинение партнеру боли и страдания. Французский писатель, о котором Симона де Бовуар ( Simone de Bovuar ) остроумно заметила, что у Сада “пенис — кратчайший путь между двумя душами”.
Имя де Сада сегодня было бы известно лишь узкому кругу историков Великой Французской революции, если бы в конце XIX века немецкий психиатр Рихард фон Крафт-Эбинг ( Richard von Krafft-Ebing ) не издал книгу “Половая психопатия” ( Psychopathia Sexualis ). В ней он описал разные сексуальные извращения, в том числе и получение полового удовлетворения с помощью причинения или получения боли. Доктор долго мучился, каким именно термином назвать это отклонение, и тут набрел на имя де Сада. Сексолог довольно условно ввел медицинский неологизм — садизм. Благодаря авторитету Крафт-Эбинга новый термин используется в работах многих психиатров, среди которых доктор Фрейд ( Freud ) и его ученик Юнг ( Jung ). Хотя в биографии Сада нет ничего такого, что можно подвести под ныне действующий термин садизм .
Анальный секс, за который маркиза преследовала полиция, в те времена был самым невинным занятием аристократии. Арестовывали Сада по просьбам его тещи, весьма влиятельной парижской дамы, с которой у ее любвеобильного зятя были весьма натянутые отношения. Уникальность маркиза в том, что он сохраняет широкую популярность и при этом оценивается крупнейшими философами XX века как человек, соединивший (или разделивший) эпоху Просвещения и эпоху романтизма. В отличие от общепринятого мнения у де Сада почти нет эротических произведений. Чисто эротическим можно считать роман “Философия в будуаре” ( Philosophie dans le boudoir ), в котором эротические сцены выписаны как взаимное наслаждение героев (редкий случай у де Сада), где любовные вакханалии завершаются извержением философских монологов.
2 июня 1740 в Париже появился на свет Донасьен Альфонс-Франсуа граф де Сад ( Donatien Alphonse François, comte de Sade ), известный более под литературным своим именем маркиз де Сад ( Marquis de Sade ). Его отец граф де Сад, потомственный наместник в ряде провинций, служил королевским посланником при дворе немецкого курфюрста и послом в России. Мать была фрейлиной принцессы де Конде. Учителями будущего порнографического писателя были люди весьма почтенные: католические аббаты и отцы-иезуиты.
В 14 лет он поступает в кавалерийское училище. Через год ему присваивают звание младшего лейтенанта королевского пехотного полка. В 1756 — 1763 годах маркиз де Сад принимает активное участие в сражениях Семилетней войны. Весной 1763 года в звании капитана кавалерии он уходит в отставку. 17 мая того же года, с благословения короля Людовика XV в церкви Святого Роха совершается бракосочетание между маркизом де Садом и девицей де Монтрей, старшей дочерью президента налоговой палаты. А уже в октябре де Сада заключают в башню замка Венсенн за скандальное поведение в доме свиданий. После заключения в замке на пятнадцать суток де Сада выпускают на свободу. О генеральном наместнике провинций полицейский инспектор Марэ писал известной парижской бандерше: “я бы настоятельно советовал вам отказать маркизу де Саду, если тот начнет требовать девицу легкого поведения для забав в уединенном доме свиданий”. Поводом послужила жалоба одной парижской путаны, которая обвинила нового королевского наместника в содомии (анальном сексе) и бичевании. Находясь в родовом поместье Лакост в компании с танцовщицей, де Сад выдает ее за свою жену. Из очередного донесения инспектора Марэ: “Вскоре мы снова услышим об ужасных поступках де Сада, который ныне старается уговорить девицу Ривьер из Оперы стать его любовницей, предлагая ей за это, по двадцать пять луидоров в месяц. В свободные от спектаклей дни девица обязана будет проводить время с де Садом на вилле. Девица, тем не менее, ответила отказом”.
Маркиз де Сад повстречал вдову кондитера Розу Келлер. 36-летнюю особу без определенного рода занятий. Нищенка согласилась подняться в фиакр маркиза, который привез ее на свою виллу. Вынудив женщину раздеться, дворянин жестоко избил ее плеткой-семихвосткой с узелками на концах, а затем смазал пострадавшие части тела мазью из белого воска. Угостив даму завтраком, он запер ее в комнате. Несчастной удалось выпрыгнуть из окна. Оглашая парижское предместье проклятьями против аристократов, Роза отправилась в участок, где подала на де Сада преувеличенную жалобу. Поскольку преступление совпало с Пасхой, простолюдины пришли в возбуждение. За большую по тем временам сумму в 2400 ливров мадам Келлер отказывается от поданной жалобы. Несмотря на это, инспектор Марэ, выполняя постановление уголовного суда, доставил задержанного в крепость Пьерре-Ансиз, вблизи Лиона. Верховный суд Франции утверждает королевский указ о помиловании де Сада. Он отделывается штрафом в размере 100 луидоров.
“Марсельское дело” В 10 часов утра, де Сад, “человек прекрасно сложенный, с решительным выражением лица, одетый в серо-голубой фрак, жилет и розовые панталоны, со шпагой, охотничьим ножом и тростью в руке”, в компании со своим лакеем поднимается в комнату девицы Мариетт. В комнате находились еще три 18-летние девицы легкого поведения. Если верить полицейскому протоколу, они занимались тем, что избивали друг друга. От анального секса девушки, по их словам, отказались, но употребляли возбуждающие конфеты, которые предложил им маркиз.
На следующее утро де Сад наносит визит молоденькой Маргарите Кост, которой он предложил заняться содомией. Затем маркиз угостил Маргариту теми же самыми конфетами. Проститутки, страдая от болей в желудке, обвиняют де Сада в попытке отравления. С наигранным возмущением девушки обвинили клиентов в гетеросексуальной содомии. В замке Лакост производится обыск. Де Сад и Латур предусмотрительно скрылись. Свояченица маркиза, последовала за ним в его бегстве. Обвиняемых заочно приговаривают к публичному покаянию на паперти кафедрального собора, затем их должны были препроводить на площадь Святого Людовика “с тем, чтобы отрубить де Саду голову на эшафоте, а Латура повесить на виселице. Тела де Сада и его слуги будут сожжены, а прах — развеян по ветру”.
На площади Проповедников после символической казни сжигаются чучела де Сада и Латура. Тем временем маркиз прибывает в Шамбери, столицу герцогства Савойского. По приказу короля Сардинии де Сада и его слугу арестовывают. Арест произведен, главным образом, из-за настоятельных требований тещи де Сада, мадам де Монтрей. В ночь с 30 апреля на 1 мая 1773 маркиз де Сад совершает побег из крепости вместе с лакеем Латуром и неким бароном. Мадам де Сад во многом способствует успеху этого предприятия.
Продолжительность заключения в Миолане — 4 месяца и 20 дней
В течение всего следующего года де Сад живет в родовом замке. Маркиз вынужден был соблюдать крайнюю осторожность, так как над ним постоянно висела угроза немедленного ареста. Обвинения в похищении трех местных девушек с целью совращения значительно осложняют и без того нелегкое положение маркиза.
Анна Соблоньер, по прозвищу Нанон, исполнявшая в замке обязанности горничной, забеременела от маркиза и родила дочь, которая прожила три месяца. Под именем графа де Мазан, де Сад путешествует по Италии, где углубляет свои познания в оккультных науках. Де Сад возвращается в Лакост. Итальянские впечатления, без сомнения, повлияли на композицию “Жюльетты”, одного из главных трудов маркиза. Отец Катерины Трийе, по прозвищу Жюстина, — служанки в замке де Сада, с громкими криками всенародно требует от маркиза возвратить домой Катерину. Разгневанный отец стреляет в сеньора из пистолета, но промахивается. Однако полиция на два месяца заключает под стражу королевского наместника, пока Верховный суд Франции не ратифицирует высочайшее королевское помилование. Король позволяет ему подать кассационную жалобу, и парламент кассирует решение марсельского суда. Несмотря на принятое постановление, де Сад, в сопровождении полицейских, направляется в Венсенн. По пути он скрывается от полиции в родовом гнезде.
Инспектор Марэ, получив соответствующую информацию от тещи де Сада, арестовывает его в замке Лакост. Маркиза отправляют в известный своими строгими порядками Венсенский замок. В течение первых трех месяцев нового заключения узник испытывает страдания от строгих порядков, что нанесет непоправимый вред его душевному здоровью. Позже тюремный режим несколько смягчается. Де Саду разрешают пользоваться пером и чернилами, а также два раза в неделю выходить на прогулку. Галантная переписка между де Садом и подругой его детства. Мадам де Сад получает разрешение навестить мужа в Венсенском замке. Посещения мадам де Сад прерываются из-за свирепых приступов ревности , мучающих ее супруга. Мадам де Сад постригается в монахини, чтобы избавить мужа от беспочвенных подозрений.
В 1782 г. маркиз де Сад завершает работу над сборником литературных произведений, в том числе философский “Диалог между священником и умирающим” ( Dialogue entre un prêtre et un moribond ). В нем литератор называет Иисуса Христа “самым обыкновенным мошенником и заурядным обманщиком, наглецом, клеветником, грубым шутом и опасным бездельником”. Он советует “не предаваться пустым угрызениям совести”, если преступление уже является свершившимся фактом, на том основании, что они “не предохранили нас от преступления ранее и ничего не изменят в будущем”. 29 февраля 1784 де Сада переводят в Бастилию.
Продолжительность содержания в замке Венсенн с 7 сентября 1778 года составила 5 лет, 5 месяцев и 3 недели
22 октября 1785 г. де Сад начинает работу над так и оставшимся неоконченным романом “120 дней Содома” ( Les 120 journées de Sodome ), Через 37 дней писатель заканчивает работу над манускриптом, представлявшим собой рулон бумаги длиной около 20 метров. Этот роман — настоящая энциклопедия сексуальных извращений, где идет протокольное перечисление всех возможных видов изнасилований, наказаний и казней. 8 июля 1787 де Сад завершает работу над повестью “Жюстина или Несчастная судьба добродетели” ( Justine ou les Malheurs de la vertu ), написанной всего за 15 дней, где изображает распутства разных либертенов, увиденные глазами жертвы. Ни о каком наслаждении, ни о каком смаковании насилия речь здесь не идет.
В 1791 году у парижских книготорговцев появилось двухтомное издание “Жюстина, или Несчастья добродетели”, продававшееся по цене свыше 7 ливров. Открывая первый том, читатель видел фронтисписработы художника Шери, изображающий Добродетель между Сладострастием и Безбожием. Имя автора книги не указывалось. “Жюстину” покупали неплохо. Тираж ее неоднократно допечатывался в течение почти целого десятилетия, несмотря на публиковавшиеся в книжных обзорах протесты и призывы изъять книгу из обращения, несмотря на требования отдельных читателей уничтожить ее. Пик популярности “Жюстины” пришелся на 1795 — 1800 годы, когда вся читающая Франция знала ее чуть ли не наизусть.
С приходом к власти Наполеона книга подверглась суровым гонениям и постепенно стала библиографической редкостью. Сегодня несколько странно, что современники Сада сопоставляли повесть с романом Шодерло де Лакло ( Choderlos De Laclos ) “Опасные связи” ( Les liason dangereus ) и считали, что обе книги наносят нации огромный вред.
Книжный рынок тогда буквально захлестнула волна порнографии. Особой популярностью пользовалась тема педерастии и лесбиянства в монастырях. Литература об иезуитах состояла из описаний содомии. Пользовался популярностью особый глагол “лойолизировать” (от имени Игнатия Лойолы, основателя ордена иезуитов) в значении сношаться в зад. Переиздавались и тиражировались побасенки про аббата Куйярдена (фр. couill – мошонка, couillon – мудак), превратившего церковь в бордель.
Порнография украшала газеты, стены и заборы. Преобладала антикатолическая тема. На одной из популярных цветных гравюр изображен старый священнослужитель: он непристойно заголился, обнажив вздыбленный половой орган, которым любуется черт, в свою очередь возбудившийся от такого зрелища. Другой рисунок изображает симпатичную розовощекую аббатису: заголившись снизу, она, расставив красивые ноги, рассматривает отражение своих половых губ в зеркале, установленном перед ней на полу; рядом с ней на стуле сидит прелат и онанирует свой огромный член. Многие порнографические гравюры, исполненные на высоком художественном уровне, преследовали цели идеологической и политической пропаганды.
Секс и политика, секс и идеология в революционном Париже шли рука об руку. Вот некий старец шествует с довольной улыбкой на лице, неся под мышкой батон хлеба, а в руках — торт в виде Бастилии; на его поднявшемся пенисе подвешены судки, в них каплет сперма старика (накапало много). Таким экстравагантным способом художник хотел изобразить нацию, довольную и счастливую после принятия республиканской конституции. Вот еще цветной эстамп: генерал Лафайет ( de Lafayette ) оседлал страуса, изображенного в виде огромного пениса с внушительной мошонкой. Голова страуса представляет собой головку полового члена. Генерал лихо гарцует на страусе перед королевой Марией-Антуанеттой, которая восхищенно гладит шею “страуса”.
Маркиз де Сад и Рене-Пелажи де Монтрей
Чета де Сад прожила в браке 27 лет. Все это время жена маркиза не только терпела ужасные выходки супруга, но и горячо его любила.
В письме к одной из своих сестер Донасьен Альфонс Франсуа так представил свою невесту Рене-Пелажи де Монтрей, будущую маркизу де Сад: «Она хорошо сложена, грудь очень красива, руки и плечи белые. Ничего шокирующего, но прекрасный характер».
21-летняя Рене-Пелажи Кордье де Монтрей увидела своего будущего супруга, 22-летнего Донасьена Альфонса Франсуа де Сада, незадолго до свадьбы, состоявшейся 17 мая 1763 года в Париже. Брак устроили их родители по меркантильным соображениям: старые аристократы де Сады, дальние родственники королевской семьи, во второй половине XVIII века совсем обнищали и еле-еле сводили концы с концами, а вот финансовое положение де Монтреев, по уровню знатности уступавших «клану» сватов, напротив, отличалось особой прочностью.
Донасьен и Рене были совершенно разными людьми. Голубоглазый красавец маркиз славился своим язвительным умом и вспыльчивым характером, любил погулять и приударить за дамами. Тихая и замкнутая Рене-Пелажи предпочитала сидеть дома и не отличалась ни особой красотой, ни ярким умом. Но тем не менее они, с благословения Его Величества короля Людовика XV, уступили воле родителей.
Точнее, уступил Донасьен, который незадолго до женитьбы (как принято считать) предпринял попытку изменить брачный контракт с тем, чтобы жениться на младшей дочери господина де Монтрея, Анн-Проспер, поразившей его воображение. Рене же, как и положено доброй христианке, была готова безропотно принять нареченного супруга, любить его и подчиняться ему.
Всего через пять месяцев после свадьбы браку был нанесен первый удар: новоиспеченная маркиза де Сад вдруг получила известие об аресте своего благоверного. Произошло это в Париже 29 октября 1763 года. Некая Жанна Тестар, которую Донасьен завлек в свой «домик свиданий», отхлестал розгами и заставил богохульствовать, пожаловалась в полицию. Маркиза арестовали и по приказу короля заточили в башню Венсенского замка. Отсидев в тюрьме 15 дней, де Сад вышел на свободу (благодаря хлопотам семейства де Монтрей) с условием — отправиться в провинцию и пребывать там до тех пор, пока Людовик XV не дозволит ему вернуться в столицу. От Рене-Пелажи, которая тогда находилась в интересном положении, истинную причину заключения мужа скрыли.
О том, что на самом деле представляет собой Донасьен, она впервые узнала в 1768 году, спустя несколько месяцев после рождения первенца. За изнасилование француженки Розы Келлер де Сад был привлечен к суду и заключен в крепость Пьерре-Ансиз, расположенную недалеко от Лиона. Однако Рене не только не разлюбила супруга, но, как это ни странно, даже стала любить его еще сильнее. Она сумела очаровать коменданта крепости, который беспрепятственно пускал ее в камеру мужа. Здесь они зачали своего второго сына.
Спустя три года года после освобождения из Пьерре-Ансиз, осенью 1771 года, спасаясь от кредиторов и дурной славы, чета де Сад с детьми пе-реехала из Парижа в Прованс. Здесь, в Лакосте (фамильном замке маркиза), Рене-Пелажи ожидало самое тяжелое испытание, которое только мог уготовить ей супруг — де Сад закрутил роман с Анн-Проспер, своей свояченицей.
Тогда же последовали и скандал с марсельскими проститутками, чуть было не погибшими из-за прихоти неугомонного маркиза, и побег с мадемуазель де Монтрей в Италию, и арест в Савойе с последующим заключением в крепость Миолан. Но ничто не могло заставить Рене разлюбить мужа. Узнав о его заточении, она отправила детей к матери в Париж и помчалась к нему на помощь. Облачившись в мужской наряд, маркиза де Сад несколько недель прожила в соседней деревушке и, в конце концов, помогла Донасьену совершить побег.
Очутившись на свободе, маркиз перешел на положение нелегала, а Рене-Пелажи стала его верной спутницей. Любящая жена, она искала деньги, нужные вещи и книги для супруга, вместе с ним подбирала «актеров» для его «домашнего театра»…
А тем временем мадам де Монтрей, возненавидевшая зятя, а заодно и дочь за то, что та отказывалась развестись, плела против Донасьена заговоры. В результате, 13 февраля 1777 года де Сад был задержан и на основании королевского указа об аресте без суда и следствия препровожден в Венсенский замок и заперт в камере № 11.
Для Рене-Пелажи наступила пора суровых испытаний: став заключенным, маркиз оказался еще большим тираном и себялюбцем, чем был прежде. Отчаянные усилия жены угодить ему зачастую встречались бранью, ледяной критикой и надменным окриком: «Вы настоящая дура… Если бы только можно было и вас, и вашу омерзительную семейку запихнуть в один мешок и бросить в воду, то миг, когда бы я узнал об этом, стал бы самым счастливым из всех, кои мне довелось пережить за всю мою жизнь».
Она прощала ему все: постоянные оскорбления, упреки, необоснованную ревность. Но, рано или поздно, чаша терпения мадам де Сад должна была переполниться. 19 сентября 1783 года она получила от Донасьена послание следующего содержания: «Утром я получил от вас пухлое письмо, которое показалось мне бесконечным. Пожалуйста, умоляю вас, не нужно писать так длинно: неужели вы думаете, что мне нечего больше делать, чем читать ваши бесконечные повторения? Поистине, у вас должно быть чудовищное количество свободного времени, если вы пишете такие длинные письма, и, должно быть, вы также полагаете, что у меня куча времени на то, чтобы вам на них отвечать».
И Рене-Пелажи, безмерно уставшая, столько лет безответно помогавшая супругу во всем, решила искать спасения в монастыре. В письме к де Саду она написала: «Монастырь строгих правил: другие женщины не были бы этим довольны, но я не боюсь этой строгости. Она меня не беспокоит, все будут знать, что я делаю».
2 апреля 1790 года, после 13 лет заключения, маркиз де Сад вышел на свободу. Одетый в лохмотья, облысевший и довольно тучный, он отправился прямиком к жене в монастырь. Однако Рене отказалась от встречи с некогда любимым супругом и сообщила ему о разводе, который состоялся 9 июня 1790 года.
На этом история четы де Сад завершилась. Дальше каждый из супругов пошел своей дорогой: Рене-Пелажи — к благотворительности и умиротворению, а Донасьен Альфонс Франсуа — к сомнительной известности, упокоению в Шарантоне и славе одного из величайших писателей эпохи Просвещения.
Верховенство порока
Донасьен Альфонс Франсуа де Сад, родившийся в 1740 году, был очень сложной личностью. По рождению аристократ, он тем не менее придерживался крайне левых взглядов и во время Французской революции был делегатом Национального конвента. Он отказался от своего титула во времена Террора. Он написал одни из самых провокационных романов, когда-либо выходивших из-под писательского пера, но в то же время сочинял и посредственные пьесы, начисто лишенные перчинки.
Автор фото, Getty
В этом замке маркиз провел детство. Коридоры в нем выглядят сейчас вот так.
И, конечно, он имел склонность к жестким формам секса – теперь они носят его имя, но даже беглый взгляд на литературу XVIII века показывает, что де Сад был далеко не одинок в таких пристрастиях. Мишель Фуко, великий историк сексуальности, однажды заметил, что садизм – это не “практика древняя, как Эрос”, а “крупный культурный факт, появившийся как раз в конце восемнадцатого столетия”.
Как и его предшественники Вольтер и Руссо, де Сад писал романы, которые поддаются двоякому прочтению: и как беллетристика, и как философские трактаты. Даже самые жесткие сцены его книг по сути не являются порнографическими. Его ранний роман “120 дней Содома”, с бесконечными описаниями порезов, переломов, жертвоприношений, кровопусканий и смерти, не вызывает никакого сексуального возбуждения. И даже его лучший роман, “Жюстина” (где фигурирует священник-либертин, растлевающий девушку облаткой для причастия), вызвал негодование во Франции не излишне порнографическими описаниями, а беспросветно черной моралью, не просто допускающей, а восхваляющей издевательства над ближним.
Автор фото, Getty
Сочинения маркиза вдохновляют многих современных постановщиков (висящие актеры рекламируют спектакль по мотивам произведений де Сада в Австралии)
Читайте также
Возрастная категория сайта 18 +
Сетевое издание (сайт) зарегистрировано Роскомнадзором, свидетельство Эл № ФС77-80505 от 15 марта 2021 г. Главный редактор — Сунгоркин Владимир Николаевич. Шеф-редактор сайта — Носова Олеся Вячеславовна.
Сообщения и комментарии читателей сайта размещаются без предварительного редактирования. Редакция оставляет за собой право удалить их с сайта или отредактировать, если указанные сообщения и комментарии являются злоупотреблением свободой массовой информации или нарушением иных требований закона.
АО “ИД “Комсомольская правда”. ИНН: 7714037217 ОГРН: 1027739295781 127015, Москва, Новодмитровская д. 2Б, Тел. +7 (495) 777-02-82.
Жюльетта. Том I – читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Первой на милость моей распаленной фантазии отдалась Элизабет.
— Пусть она обсасывает твой крохотный ротик, — скомандовала Дельбена, — а пальчиками ласкает тот бутончик, что у тебя между ног. А я тем временем займусь твоей попкой… Теперь твоя очередь, милая Флавия. Ты будешь сосать грудки этого восхитительного создания. Надеюсь, она как следует вознаградит твои старания… Ну, а вкусы Вольмар всем известны, так что поработай своим язычком в ее задней норке, она ляжет на тебя, и ты узнаешь, какие чудеса может творить ее язык… А сейчас сделаем так, — продолжала настоятельница, когда подошла очередь Сент-Эльм, — я буду попеременно сосать ее попку и твою вагину, а она точно так же приласкает меня.
Наконец, настал черед Дельбены, и я, возбужденная сверх всякой меры предыдущими ласками, в особенности ягодицами Вольмар, сказала, что хотела бы удовлетворить хозяйку массивным искусственным органом.
— Так займись этим, дорогая, и вообще поступай так, как подсказывает тебе сердце, — спокойно и даже смиренно ответила Дельбена, выставляя напоказ упругие аппетитные полушария своего восхитительного зада. — Вот тебе норка, которую ты просишь, прочисти ее хорошенько и не вздумай жалеть.
— Охотно! — восторженно воскликнула я и без промедления принялась содомировать[12] свою наставницу. — А теперь, — обратилась я к Вольмар, продолжая ритмично двигать своим оружием, — давайте сюда ваш сладкий хоботок, его так жаждет моя попка: я хочу узнать, что испытывает наша милая Дельбена. Вы даже не представляете себе, как давно я мечтала об этом. Одной рукой я хочу ласкать Сент-Эльм, другой — Элизабет, а в довершение всего выпью все, что осталось во влагалище Флавии.
Настоятельница сделала кое-какие уточнения и еще раз добавила, что я должна получить все мыслимые удовольствия; семь раз мы меняли положения и семь раз извергалось из меня семя в ответ на страстные ласки.
Плотские наслаждения сменились застольными радостями: мы перешли к столу, где нас ожидал роскошный обед. Всевозможные вина и прочие горячительные напитки оказали благотворное действие на наши утомленные тела, и скоро вся компания вернулась к забавам либертинажа. Вначале мы разделились на три пары. Сент-Эльм, Дельбена и Вольмар, как самые старшие по возрасту, выбрали себе партнершу; случайно или намеренно я оказалась в паре с Дельбеной, Элизабет досталась Сент-Эльм, а Флавия — Вольмар. Каждая пара устроилась так, чтобы все могли наблюдать друг за другом. Думаю, что читатель в состоянии представить себе лишь малую часть шалостей, которым мы предавались, и признаюсь, что больше других мне понравилась Сент-Эльм. Как только тела наши коснулись друг друга, жаркая волна охватила нас обеих, и через несколько минут обе едва не потеряли сознание. В конце концов все шестеро сплелись в один трепещущий клубок, и два последних часа этого праздника извращенной похоти и необузданного сладострастия прошли как в тумане.
С удивлением отметила я и тот факт, что к девочкам-пансионеркам отношение было исключительно внимательным и заботливым. По правде говоря, я не заметила такого отношения к тем, кто уже принял обет монашества, однако долго не могла понять, почему уважением здесь пользуются девушки, которым суждено провести жизнь в миру, а не в обители.
— Мы бережем их честь и достоинство, — объяснила Дельбена, когда я спросила ее об этом. — Конечно, мы не упускаем случая позабавиться с этими девицами, но зачем ломать их души? Почему должны они с болью и ненавистью вспоминать мгновения, проведенные среди нас? Нет, мы не так жестоки, и хотя ты считаешь нас бесконечно развратными, мы никогда не обижаем своих наперсниц.
Я нашла эти рассуждения очень здравыми, однако я давно чувствовала, что Природой мне назначено превзойти в злодействе всех, кого я встречу на своем пути, и у меня неожиданно возникло непреодолимое желание втоптать в грязь и, может быть, подвергнуть самым изощренным мучениям кого-нибудь из тех, кто доставил мне столько блаженства; желание это было не менее властным, чем мое твердое намерение утопить себя в пучине разврата.
Дельбена скоро заметила, что я предпочитаю ей Сент-Эльм.
Действительно, я обожала эту очаровательную девушку, я буквально ни на шаг не отходила от нее, но она была бесконечно глупее настоятельницы, и та, незаметно и умело, постоянно возвращала меня в свои сети.
— Я понимаю, как страстно ты желаешь лишить невинности девственницу или даже самое себя, — сказала мне однажды несравненная Дельбена. — Я не сомневаюсь в том, что Сент-Эльм уже готова к тому, чтобы доставить тебе это удовольствие. В самом деле, чего ей бояться? Она ничем не рискует, потому что проведет остаток своих дней в святой обители. Но если ты, Жюльетта, освободишься от этого бремени, которое так тяготит тебя, ты навсегда закроешь себе все пути к замужеству. Подумай над этим и поверь мне: невероятные несчастья могут стать следствием утраты той части тела, с которой ты так легкомысленно собираешься расстаться. Поверь мне, мой ангел, я безумно люблю тебя, поэтому советую тебе оставить Сент-Эльм в покое; возьми лучше меня, и я удовлетворю все желания, которые не дают тебе покоя. Но если тебе этого мало, выбери в монастыре невинную девушку, насладись ее первыми плодами, и тогда я сама, своими руками, сорву сладкий плод твоей невинности. Нет нужды говорить тебе, что это будет больно. Но не бойся, я все сделаю аккуратно. Как я это сделаю. — тебя не касается, но ты должна дать торжественную клятву, что отныне ни словом не обмолвишься с Сент-Эльм. А если ты ее нарушишь, месть моя будет страшной и беспредельной.
Я слишком дорожила расположением этой стервозной женщины, чтобы обмануть ее доверие; кроме того, я сгорала от нетерпения вкусить обещанные ею удовольствия, поэтому оставила в покоя Сент-Эльм.
— Ну и как, — спросила меня Дельбена месяц спустя, в течение которого она незаметно испытывала меня, — ты сделала выбор?
И вы, добрые друзья мои, ни за что не догадаетесь, кто стал объектом моего извращенного воображения. То самое бедное создание, которое до сих пор стоит у вас перед глазами: моя собственная сестра. Но мадам Дельбена слишком хорошо знала ее и жалела, поэтому начала меня отговаривать.
— Согласна с вами, — наконец, сдалась я. — Но в таком случае я выбираю Лоретту.
Ее молодость — ей было только десять лет, — ее красивое, будто озаренное теплым светом личико, ее благородное происхождение — все в ней возбуждало, воспламеняло меня, и не видя никаких препятствий для такого предприятия — дело в том, что у маленькой сиротки не было других покровителей, кроме престарелого дяди, жившего в сотне лье[13] от Парижа, — настоятельница уверила меня, что дело можно считать решенным и что девочка станет жертвой моих преступных желаний.
Следующий большой скандал случился через пять лет. Маркиз подобрал где-то приличную сорокалетнюю женщину по имени Роза Келлер и предложил ей работу в своем доме. Роза решила, что будет помогать ему по хозяйству. Но, по ее показаниям, он начал избивать ее плетьми и чем-то царапать, а потом будто бы лить на тело горячий воск; она еле спаслась, выпрыгнув из окна второго этажа. Судя по всему, в полиции Роза значительно раздула масштаб нанесенных ей увечий, но дело было на Пасху – и это сочли отягчающим обстоятельством. Де Сада вновь заточили в крепость, потом перевели в другую – теперь он провел в тюрьмах семь месяцев.
Маркиз де Сад – Жюльетта. Том I краткое содержание
Жюльетта. Том I – описание и краткое содержание, автор Маркиз де Сад, читайте бесплатно онлайн на сайте электронной библиотеки LibKing.Ru
Этот том включает первую, вторую и третью книги одного из самых значительных произведений скандально известного маркиза Донасьена Альфонса Франсуа де Сада (1740-1814) — романа «Жюльетта».
В нем, как и в других своих сочинениях, маркиз де Сад описывает весьма жестокие способы сексуальных «развлечений» высшего сословия Франции середины XVIII века, поэтому это издание будет интересным для всех любителей жесткой эротической литературы.
Загрузка...